Алтайский ученый рассказал о днях в иракском плену и судьбе университетской науки

Алтайский ученый рассказал о днях в иракском плену и судьбе университетской науки

23 января два ученых-зоолога из Алтайского государственного университета Роман Яковлев и Александр Фомичев получили литературную премию журнала «Сибирские огни» за лучшую публицистическую работу. О профессоре АлтГУ Романе Яковлеве «Алтайская правда» уже писала. Сегодня он рассказал нам об Ираке и днях в иракском плену, энтомологических методах, новых видах бабочек и судьбах университетской науки.

На грани

«Нам приказали встать, подойти к стене и развернуться к ней лицом. Таким образом, мы все вчетвером (курдские ребята составили нам компанию) стояли и смотрели в стену. Мы с Романом Яковлевым, оба близорукие, обдумывали тем временем, стоит ли нам снять и спрятать очки, пока их не переломали. В страхе мы слегка обернулись – посмотреть, что происходит за нашими спинами. Оказалось, нас поставили к стенке, чтобы освободить проход для колонны закованных в наручники людей, которых выводили откуда-то из недр здания. Мы успели рассмотреть, что на их головы были надеты совершенно глухие мешки. Стоит ли говорить, что вся эта картина выглядела настолько жутко, что наши колени уже дрожали от страха. Автоматчики затолкали узников с мешками на головах в зарешеченный фургон и увезли. Мы были рады хотя бы уже тому, что нас не погрузили вместе с ними. Можно с большой долей уверенности предположить, что этих людей повезли на расстрел…»

– Роман, в двух номерах старейшего толстого литературного журнала Сибири публиковалась повесть «Путешествие сибирских зоологов в Ирак». Спустя полтора года снятся дни в тюрьме города Эрбиль?

– Иракские приключения были весьма серьезным, практически витальным испытанием. В связи с пережитыми событиями я лишний раз убеждаюсь, насколько важна взаимопомощь. Поддержка моего аспиранта и друга, талантливого молодого ученого Александра Фомичева стала решающим фактором выживания в тяжелейших условиях ближневосточного плена. Вероятно, и мое плечо было для него аналогичной опорой. Когда к твоей спине приставлено огнестрельное оружие, многие вещи позже в нашей мирной действительности воспринимаются совершенно иначе. Очень приятно, что наш старейший литературный альманах «Сибирские огни» вручил нам с Сашей премию за лучшую публицистическую работу, опубликованную в 2018 г. в этом издании. Это было чрезвычайно неожиданно – уж знатными писателями мы себя точно не считали…

Командос Паганель

– Роман, для меня образ энтомолога связан с жюльверновским Паганелем. Странноватым ученым, абсолютно далеким от реальности. В ХХI веке ученый-энтомолог – командос, обвешанный лампами, сканерами, тепловизорами? Или все-таки сачок никто не отменял?

– В произведениях Жюля Верна есть гораздо лучший, чем Паганель, прототип энтомолога – кузен Бенедикт. Паганель все-таки был географом. Да, кузен был странноватым субъектом, но именно он первым понял (по увиденным насекомым), что отряд пятнадцатилетнего капитана Дика Сэнда высадился не в Латинской Америке, а в Анголе. Так что насколько бы ретивыми не были попутчики Бенедикта в этом пути – правильное экспертное заключение вынес он.

Сачок никто не отменял и не отменит, но сейчас для сбора насекомых, для проведения качественных исследований фауны одного сачка недостаточно. Это и применение различных источников света, и химических агентов, привлекающих насекомых, и других самых разнообразных приспособлений. Кроме того, помимо сборов насекомых в экспедициях, энтомологи теперь имеют широчайший спектр методов исследования, включая самые современные биохимические и молекулярно-генетические способы. Все это помогает решать как фундаментальные, так и широкий спектр прикладных задач в области защиты растений, криминалистики, лесного хозяйства.

– Профессия врача помогает энтомологу?

– Профессия врача поможет кому и где угодно. Продолжаю считать, что медицинское образование является самым полезным из всех вариантов высшего образования, и ни на минуту не сожалею о своей, несколько странной, карьере ученого-биолога. Это важные знания и для семьи, и для дальних поездок. Более того, есть отрасль – медицинская энтомология – так что здесь все совершенно органично.

Бабочка «Братья Стругацкие»

– Ты открыл несколько новых видов бабочек. Неужели где-то сохранились неизвестные виды этих чешуекрылых насекомых?

– Мной обнаружено по материалам собственных экспедиций и при работе в зоологических музеях России, Европы и Японии более 300 новых для науки видов. В первую очередь, конечно, это тропические регионы Земного шара. Тема по Африке является очень актуальной сейчас, и основной фокус работ сосредоточен именно на африканской тематике. Хотя, и в наших окрестностях – высокогорьях Алтая, Монголии, Тянь-Шаня обнаружено немало совершенно новых видов бабочек. Довольно много новых видов мной (с коллегами) выявлено на Ближнем Востоке, Юго-Восточной Азии и даже в таких хорошо изученных регионах как Крым, Кипр, Италия и Греция. Сейчас большое число новых видов обнаружено в фондах Британского музея естественной истории в Лондоне. Некоторые были пойманы сто и более лет назад. 

– Как обнаружить среди миллионов видов насекомых новые? Необходимо знать все описанные до тебя? А как отличить новое от уже известного?

– Выявление неизученного биоразнообразия – довольно высокий пилотаж нашей науки. Для того чтобы понять новый ли вид, надо хорошо знать ранее известные (для того и нужны поездки в европейские центры). А критериев для описания множество: бабочки могут отличаться рисунком крыльев, разными деталями морфологического строения, ДНК и т.п.

– Знаю, что в Латинской Америке тобой были открыты новые виды бабочек. Новому виду нужно дать имя. Как происходит номинация неизвестных насекомых? Называл ли ты новые виды в честь своих близких людей?

– Сейчас инициативная группа из нескольких специалистов-энтомологов из Москвы, Новосибирска и Барнаула активно начала исследование совершенного белого пятна в энтомологии – фауны Южной Америки. Прогресс в этом сложном направлении есть – конечно, это результат многолетних исследований ранее опубликованной литературы и массы материалов в различных музеях от Сантьяго до Санкт-Петербурга. Можно сказать, что мы находимся на пороге большого числа значимых открытий, которые приведут к пересмотру границ ряда семейств бабочек. Довольно экзотичным для Барнаула выглядит то, что часть южноамериканского сектора я отдал на изучение молодому перспективному исследователю, студенту Артему Найденову.

Мне кажется – это очень важно с педагогической точки зрения – дать молодому ученому понимание, что ты своим трудом можешь сдвинуть самые сложные пласты науки. Естественным результатом такой работы стало открытие десятков новых для науки видов.

Обсуждая в нашем мини-коллективе новые имена для новых объектов, мы решили называть их в честь русских деятелей искусства: живописцев, композиторов, литераторов… Определенные подвижки здесь уже были – мной увековечены имена Николая и Елены Рерих и Николая Гумилева, а также великих исследователей природы и этнографии Африки и Центральной Азии: Николая Пржевальского, Петра Козлова, Василия Сапожникова, Василия Юнкера и др., но впереди еще целый пласт идей. Лично мне будет приятно, что в Колумбии или в Бразилии под сенью гигантских деревьев летают бабочки, носящие имена Чайковского, Ахматовой или Куинджи… В этом, на мой взгляд, и есть национальный характер, и большее проявление патриотизма, чем некоторые его более привычные формы. 

Кроме того, я назвал много новых видов в честь близких мне людей – моей супруги Елены Владимировны Гуськовой, моих родителей Виктора Васильевича и Галины Николаевны, близких друзей и коллег из биологической тусовки: профессоров Александра Ивановича Шмакова и Рудольфа Владимировича Камелина, талантливых ученых-биологов Петра Устюжанина, Сергея Смирнова, Петра Косачева, Алексея Кечайкина и многих других. 

– В твоей личной коллекции 50 тысяч экземпляров. Ты живешь во дворце или арендуешь ангар для хранения?

– Действительно, коллекция требует места. Это занимает примерно две комнаты… Все мужские хобби стоят дорого.

Университет

– Ты объездил 25 стран мира, работал в ведущих научных центрах и университетах. Чтобы ты изменил в своем родном Алтайском государственном университете для того, чтобы он попал в главные международные рейтинги как центр биологической науки?

– Скажу совершенно откровенно − огромные шаги вперед коллективом университета уже сделаны. Выскажу даже нетрадиционную мысль – нашему руководству очень повезло с коллективом. Включение АлтГУ в рейтинг университетов QS – это подвиг для регионального вуза, подвиг каждого нашего сотрудника. Подчеркиваю – каждого! Я убежден, что у меня не было бы таких значимых результатов в исследовании фауны Монголии (которые небольшими кирпичиками встроились в паззл общего результата), если бы не, например, наши замечательные самоотверженные водители… Это всё звенья одной цепи. Хотя многое стоит менять… И самое важное понимать, что в главные международные рейтинги как центр биологической науки мы никогда не попадем. Это просто невозможно.

Существуют сотни университетов в мире с бюджетами на порядок большими, чем наш. Но иметь свою очень крепкую и значимую нишу, подкрепленную нашими прекрасными региональными особенностями, мы, без сомнения, сможем. Но чтобы эта ниша сформировалась – на это нужно целенаправленно работать.

Самое главное, чтобы что-то изменилось в университете – следует каждому менять самого себя. Одним из моих любимых афоризмов являются слова Джона Кеннеди – не спрашивай, что твоя страна сделала для тебя, спроси сначала, что ты сделал для своей страны. Это самое главное. Но, несомненно, должны быть и системные изменения.

Главное, что я понял, работая в крупных научных центрах – наука – это сфера жесткой конкуренции. Был свидетелем, как на позицию профессора кафедры в Мюнхенском университете претендуют до полусотни кандидатов. Значит бездумное назначение на ключевые научные позиции сотрудников без проведения строгой внешней экспертизы, без учета мнения научного сообщества университета совершенно невозможно. В этой связи представляется актуальным создание некоего особого совещательного органа – сообщества ведущих специалистов, которое помогало бы руководству не делать досадных кадровых просчетов.

Необходимо создание сбалансированной политики по выполнению целевых показателей, позволяющей профессиональным преподавателям вести дисциплины, а профессиональным исследователям наращивать наукометрию университета, и всем за это получать достойную оплату труда. Естественно, не всё здесь зависит от руководства вуза, но тенденция, когда от всех требуют всё – кажется мне контрпродуктивной. У каждого специалиста, а может быть и у каждого подразделения, есть свой фронт работы, своя, так сказать, зона обстрела, где он наиболее хорош, и максимальное погружение в это направление даст наибольший результат.

Функция университетов радикально изменилась в последние годы – все это требует создания необходимого числа ставок научных работников, привлечения сильных сторонних специалистов под уже функционирующие научные школы (недавно мы видели великолепный пример, в виде мега-гранта, поданный всему коллективу вуза нашей археологической научной школой).

Важнейший момент – это коллегиальность в принятии решений, умение воспринимать критику, чужое мнение. Странно наблюдать, когда стратегические решения в развитии, например, биологических дисциплин пытаются принимают люди, которые не знают расшифровки аббревиатуры «ДНК». Все это вызывает грусть. Я как бывший врач скромно верю в то, что правильно, когда в большой клинике за развитие отделения хирургии отвечает хирург, а офтальмологического – окулист. Упование на некий эффективный менеджмент  без тематического профессионализма – слишком распространенная тенденция сейчас. В западных вузах есть понятие академических свобод – этот термин очень близок к понятию гражданских свобод, особенной личностной свободы гражданина и ученого. Это крайне интересная тема для дискуссий.

Мне кажется, что всем вузам в стране мешает работать чрезмерная гиперактивность. Как часто говорит мой отец: «Самое страшное − это активные непрофессионалы». Наука и высшее образование – это не танцы под гармошку на нетрезвом сельском сходе, не постоянное взятие под козырек рядовых перед сержантом – а материи спокойные и степенные. И чем обдуманней мы что-то меняем, чем дольше рассуждаем над новым модным ветерком (и делаем правильный вывод) – тем лучше. Это точно не проблема АлтГУ – а общероссийская беда, ведь даже постоянная смена учебных планов – это искусственно созданная ситуация, дестабилизирующая работу огромных университетских коллективов.

Очень важным моментом, который, как мне кажется, следует менять – это слепая вера в вертикаль власти в университете. У каждого достижения в вузе (за рядом исключений) есть имя и фамилия. Почти не бывает чистых достижений факультета, кафедры. Большинство значимых результатов (гранты, публикации в наиболее сильной научной периодике, защиты диссертаций) – предмет сложной сугубо индивидуальной работы, которая зависит только от ее исполнителя. Коллектив университета – это не несколько команд регби, не ребята, которые распространяют Гербалайф. В этой связи мне представляется излишним создание напряженных конкурентных отношений между подразделениями, особенно внутри одного факультета. Эта же неукротимая вера в табель о рангах проявляется и в извращенном понимании успешности выпускников вуза, когда какой-то безликий чиновник-однодневка воспринимается более важным для репутации вуза выпускником, чем сильный признанный профессор.

Самым же значимым стратегическим шагом является комплексная поддержка молодых ученых: командировки, экспедиции, содействие в приобретении жилья и даже прямая адресная материальная помощь, если это необходимо… Вообще, если честно, я считаю себя счастливым человеком, потому что вижу замечательных молодых сотрудников как в моей научной группе и на биологическом факультете, так и в университете в целом, которые самозабвенно отдаются научной и преподавательской работе… Наверное, это и есть главное в работе преподавателя высшей школы – знать что все еще впереди…

ДОСЬЕ

Роман Викторович Яковлев родился в 1974 году.

Доктор биологических наук, профессор кафедры экологии, биохимии и биотехнологии Алтайского государственного университета, один из ведущих специалистов по систематике и зоогеографии насекомых в России.

Закончил лечебный факультет Алтайского государственного медицинского института и работал в психоневрологическом диспансере на должности детского психиатра и нейрофизиолога.

Являясь сотрудником Южно-Сибирского ботанического сада АлтГУ, защитил кандидатскую диссертацию по дневным бабочкам Алтайской горной страны, их фауне и экологическим особенностям.

В 2014 году защитил докторскую диссертацию о бабочках-древоточцах Старого Света в Санкт-Петербургском государственном университете.

В последние годы Яковлев принимал участие в организации более 50 экспедиций по Сибири, Монголии, Казахстану, Таджикистану, Перу, странам Южной и Восточной Африки и Ираку. Стажировался в большинстве европейских стран и Японии. Автор и соавтор более 250 публикаций, двенадцати монографий, изданных в России, Германии, Новой Зеландии и Чехии.

Во время экспедиции в Иракском Курдистане вместе с аспирантом Александром Фомичевым был арестован и провел некоторое время в тюрьме города Эрбиль.

У Яковлева самая крупная коллекция бабочек в Сибири. Это примерно 50000 экземпляров.

23 января за повесть «Путешествие сибирских зоологов в Ирак» (в соавторстве с А.А. Фомичёвым), опубликованную в 11 и 12 номерах журнала «Сибирские огни» получил литературную премию.

Сергей МАНСКОВ

Leave a Reply

Your email address will not be published. Required fields are marked *