На всякий случай школу следствие тоже решило вновь признать потерпевшей, правда, забыли написать, в чем. Напомним, директор во втором доносе рассказывала про упущенные миллионы, поскольку якобы из-за скандала школу не включили в финансируемую бюджетом образовательную программу как раз на такую сумму. Но на адвокатский запрос о причинах такого решения департамент образования ответил, что школа за ним и не обращалась. Судя по всему, материальный ущерб — это прямая ложь директора.
Вот с этим всем креативом у них был план во что бы то ни стало отправить дело в суд до истечения 2018 года. Годовая отчетность.
Урок девятый. Сколь угодно злобная система, заявленная как «жесткая вертикаль», на деле состоит из разрозненных человеков… помещенных в тесный террариум. «Всё, как у зверей».
В прокуратуру должно прийти уже не то дело, в котором начальство не увидело состава преступления. И следователь Глебов, приняв дело, вдвое увеличил его толщину за три месяца. Так, он приобщил к делу ценное доказательство видео с федерального телеканала, где Жоглик через полтора года после происшествия рассказывал, как он жил. Компьютерную экспертизу следователь делать не стал, но запросил IP-адреса с телефона Жоглика, чтобы доказать факт входа в систему. Адреса не совпали. Он передопросил директора школы, детей, чтобы показать, что они что-то претерпели. Но и это привело к обратному эффекту: после его допроса «потерпевшие» начали писать жалобы, что их насильно ввергают в этот статус, тем самым делая стукачами и обвинителями их другу. Адвокаты пишут очередные жалобы — уже в суд.
Либо следователь совершил подлог, либо он из системы это вычистил, то есть, совершил то же самое деяние, в котором обвиняет Жоглика
И вот тут происходит казус. И не просто казус, а казус-казус! Следователь прямо в суде «корректирует» документ о продлении сроков. За три дня до этого адвокатам пришло уведомление от него же о продлении сроков, где было написано: «продлевается до десяти месяцев». А в новом постановлении значится — «до 10 месяцев 28 дней». Получается, следователь подменил постановление в деле. Но у следствия есть система электронного документооборота. Следовательно, одно из двух: либо Глебов совершил подлог, и в системе это отражено, либо он из системы это вычистил, то есть, совершил то же самое деяние, в котором обвиняет Жоглика. И вот тут мама обвиняемого в ярости написала заявление в следственный комитет.
Адвокат Балян констатирует:
— Я считаю, что состава преступления в этом нет, как и в действиях Жоглика. Но, по существу, Глебов не мог не осознавать то, что он делает, раз он обвиняет в схожем преступлении Жоглика, то, собственно, его субъективная сторона очевидна. И следственно-прокурорская система его поддерживала больше двух лет. Получается: то, что можно сыну начальника следствия, нельзя сыну матери-одиночки. Но в отношении Глебова у мамы даже не приняли сообщения о преступлении.
И еще: когда стало понятно, что все это дело так вот уезжает в суд, я подал следователю за два дня 14 мотивированных ходатайств. Но дело ушло без разрешения ходатайств в прокуратуру, оттуда без задержки пошло в суд. Прокуратура тоже получила ходатайство о прекращении уголовного дела. Тем не менее, 22 января дело поступило в суд, а 24 января из канцелярии РОВД в мой адрес и адрес Жоглика вышла пачка писем с постановлениями о разрешении моих ходатайств. То есть им настолько безразлично соблюдение закона, что они отправили дело в суд, не разрешив мои ходатайства, а потом, когда дело дошло до суда, они задним числом написали вот такую пачку писем — не пытаясь даже изобразить соблюдение прав Жоглика.
Урока десятого практически нет. Ничего нового и неожиданного мы здесь уже не узнали.
Генпрокуратура заметила реакцию общества. Там были просто шокированы тем, что проверка достоверности вала негативных публикаций в отношении прокурорских органов в данном случае подтвердилась на сто процентов, что это не интриги и не коммерческий заказ, а просто искреннее негодование массы людей, которое не получилось подавить или замолчать — и пресса искренне им сочувствует.
— Мы сами молчали (и друзей просили) до последнего. Но потом, когда выяснилось, что тут творится, мы все сообщили прессе, которой давно обещали сообщать о судьбе дела и которую держали на голодном пайке долго. Это вызвало волну реального человеческого сочувствия — и пресса начала писать. Начала наша пресса, иностранная пресса, государственные каналы, начали проверять информацию, она же вся документированная. Депутат горсовета Новосибирска Наталья Пинус вместе с Ольгой Зубаревой, бывшим начальником Советского следственного отдела и мамой трех детей из этой школы, пошли на личный прием к прокурору со всеми материалами дела. У прокуратуры был шанс остановить все. Но через три дня дело отправилось в суд.
Пинус написала проект текста петиции. Она позвонила Вере Ганзя, депутату Госдумы, которая начала заниматься со своей стороны. Мы предоставляли материалы и комментарии для всех общественников и депутатов, отвечали на вопросы педагогического сообщества. Я написал во все чаты, в которых состою. Невозможно было терпеть, как о нас демонстративно вытерли ноги. Началось движение в соцсетях, в профессиональных сообществах. Людей доброй воли оказалось много. В том числе и среди влиятельных лиц. Поэтому поиск решения у них все время продолжался, и дошло до того, что случилось в суде.
Урок одиннадцатый. Всегда ищи на кого опереться. Такие люди есть, и их много. Помощь может прийти с неожиданной стороны.
Конец этого дела оказался столь же позорным, как и его начало, и все его существование на протяжении этих лет. Дело в том, что по закону прокурор, который в ходе судебного разбирательства или по его итогам обнаружит отсутствие состава преступления, обязан отказаться от обвинения. Собственно, именно этот технологический прием и был в итоге воплощен. Если бы не одно «но». То самое «судебное разбирательство» ведется в основном слушании, которое является по закону открытым. А закрытым, спрятанным от публики и журналистов, по обычному делу может быть только предварительное слушание, где рассматриваются лишь протокольные вопросы, и никакого разбирательства по существу. Более того, всем сторонам было ясно, что адвокаты хорошо подготовились и в предварительном слушании обоснованно и мотивированно потребуют возврата дела в прокуратуру. И тогда у судьи цугцванг: либо удовлетворять ходатайство и рушить заготовленную схему, либо противозаконно отказывать в этом возврате, после чего выходить в открытое заседание и там позориться, прекращая это дело.
Позориться, конечно, не хотели ни судья, ни прокурор.
— Прокурор в предварительном слушании встал и сказал, у него два ходатайства. Первое — прошу огласить постановление о предъявлении обвинения на таких-то листах дела. А второе я оглашу после первого. Дальше просто: прокурор прочел постановление, опять встал и сделал заявление, что в ходе исследования материалов дела пришел к выводу — состава преступления в действиях Жоглика нет. И попросил суд прекратить производство по делу в связи с этим. Такое основание устроило всех. А директор сказала, что не возражает.
То есть, прокурор лишь имитировал законную процедуру — даже при восстановлении законности, и судья ему в этом подыграл. При этом они замели под ковер все разбирательства в незаконности действий следствия и искусственности сконструированного «состава преступления», выпятив только один пункт: «считаем деяние малозначительным». Ну, хоть так.
Урок двенадцатый. Даже вконец запутавшись, система не признает своей вины, а будет выпутываться в своей же манере. Губы лжеца не умеют говорить правды.
Думаю, теперь, кроме позора, который они испытали, им больше ничего не будет. Впрочем, такой позор им вполне привычен. Но есть отложенный эффект — при назначении на новые должности им это могут припомнить. То есть, если у них будет реальный конкурент, он может это использовать.
Второе. Есть перечень лиц, которые приняли в этом участие. У Глебова своя карма, у директора гимназии — своя. Сейчас общественность заинтересовалась, директора будут проверять.
— Я знаю, что гештальт надо завершать. Володя Жоглик все, что мне обещал в части уголовного дела, выполнил. Он сказал, что будет держаться, и он держался. Я в ответ обещал биться, пока дело не погибнет по реабилитирующему основанию. Тоже есть. Надеюсь, что Володя и его мама, наконец, выдохнут, осмотрятся и заживут спокойно. От этого и зависит все остальное.
Урок тринадцатый. Получив право на реабилитацию, получаешь новую моральную проблему: пускаться ли в контратаку, пытаясь добиться наказания виновных, или бросить и забыть, экономя свои нервы, силы и время.
— Я не думаю, что есть много моих коллег, которые признают целесообразным такое поведение, как мы демонстрировали. И сам понимаю, что тратить столько времени и сил на то, что никаких материальных результатов не приносит — нерационально. Помните, у Макаревича: «Он был неправ, он все спалил дотла…» Но в этом я вижу реальную инвестицию в настрой моих товарищей, которые со мной работают и учатся на этом. Они должны чувствовать вкус победы. Они должны понимать, что-то, что считается безнадежным, можно преодолеть. И иначе никак им это не внушить.
если говорить про четвертую власть, важно, чтобы они тоже чувствовали, что они что-то могут. Могут помочь людям
Далее. Я знаю, что есть активные люди вокруг. Они будут сопротивляться, а значит, это свинство повальное, которое охватило многих, безверие и малодушие — оно будет встречать какое-то препятствие. Можно считать, что для своих коллег мы создаем, если можно так сказать, рынок. Люди будут идти за защитой к адвокатам. Может, не только такие беззащитные, как здесь получилось, но и другие люди просто немножко воспрянут.
И, если говорить про четвертую власть, важно, чтобы они тоже чувствовали, что они что-то могут. Могут помочь людям. Каждая ситуация, заканчиваясь чем-то хорошим, она это хорошее укрепляет в каждом. И в рядах правоохранителей, надзорников, прокуроров, особенно, если это закончится чем-то серьезным для тех, кто бесчинствовал особенно беспощадно, может тоже иметь какой-то воспитательный эффект. Это называется правилом общей превенции — предотвращения такого поведения, противоправного или даже, можно сказать, преступного (в исполнении некоторых). Но общую превенцию такого рода прецеденты укрепляют, только если они освещены.
Превенция. Быть может, это самый главный «урок Жоглика». Но он будет выучен обществом, только если подобные прецеденты будут освещаться. Во всех подробностях.
Спасибо Новосибирску: здесь умеют выносить на свет то, что мечтало бы остаться в тени.
Андрей Гладченко, общественный деятель, специально для Тайги.инфо