Новосибирск ждет звездный июнь. На сцене ДКЖ выступит выдающийся барабанщик ВИКТОР ЕПАНЕШНИКОВ. 18 июня приедет легендарный мультиинструменталист Давид Голощекин. Американская певица Ив Корнелиус вписала столицу Сибири в свой график. Наконец, нам предстоит свидание с любимым российским пианистом Алексеем Подымкиным, которого мы продолжаем считать своим земляком. Причем все звезды сойдутся вместе. На одном концерте.
На афише Голощекин и Корнелиус. Хотя для меня главный герой вечера — Виктор Алексеевич Епанешников. Даже не потому, что он самый взрослый участник этого джазового «десанта» — Давиду Семеновичу «всего» 74, а Виктору Алексеевичу «уже» 77 — просто он «пронзил» своим ритмом все значимые вехи становления российского джаза. Посмотрите его биографию! Эдди Рознер, Николай Левиновский, Михаил Окунь, Олег Лундстрем, Анатолий Кролл и, наконец, Давид Голощекин. Имена этих инструменталистов известны даже далекой от джаза публике. И связывает их не только импровизационное искусство, их связывает пульс Епанешникова.
Я нанес Виктору Алексеевичу телефонный визит. Он был ироничен и бодр.
— В этом году мы отмечаем 90-летие новосибирского джаза. Что вас связывает с местной джазовой сценой, вы ведь множество раз за свою 63-летнюю карьеру бывали в Новосибирске?
— Одно время действительно часто появлялся. Первый раз, кажется, когда работал в театре миниатюр «Микро» Льва Горелика. Это, конечно, юмористический вариант джаза был, зато известный на весь Союз. Вот с Гореликом пару раз у вас выступали. Потом еще… ой, с кем я у вас только ни играл! С составом из Саратова. Потом с Эдди Рознером. Приезжал в Новосибирске и с Кроллом.
— Сейчас вы играете в квартете с нашим Алексеем Подымкиным. Вы чувствуете себя бандой провинциалов, покоривших Москву?
— Я в курсе Лешиной биографии, знаю, что он родился в Барнауле, а в Новосибирске учился в консерватории и состоялся как солист. Вы его, конечно, новосибирским музыкантом считаете? И меня считают самарским. И иногда саратовским. Да я и сам себя таковым чувствую, хоть и живу в Москве больше 50 лет. Москвичом я так и не стал. И привычки у меня жигулевско-волжские. Видимо, это из-за того, что я уже взрослый перебрался в Москву…
— Какая, например, привычка выдает в вас не-москвича?
— Например, обязательность. У нас принято было в Самаре, если что-то говоришь — обязательно сделай. Не получилось — отношение к тебе сразу другое. В Москве не сделать — в порядке вещей. Как и опоздать. Правда, я жду не больше 10 минут. Я ценю не только свое, но и чужое время. И сам никогда не опаздываю. Буквально. Не помню такого случая, чтобы опоздал. Даже если и было когда-то — точно не по своей вине задержался.
— Ваши партнеры — носители не просто великой джазовой традиции, но и «вооружены до зубов» теорией и практикой музыки. И Эдди Рознер, и Николай Левиновский, и Давид Голощекин всесторонне академически «подкованные» музыканты. Вам приходилось с ними тяжко, не имея за плечами законченного музыкального образования?
— Единственное, о чем я жалею в своей жизни, это о том, что бросил музучилище. Я учился в Саратове. Причем было много желающих на это вот единственное место. А я не сомневался, что место — мое. Потому что действительно играл намного лучше всех поступающих. В детстве я не планировал стать музыкантом. Просто у нас в деревне все на гармошках играли. Я из-под Самары, тогда был такой Ставрополь-на-Волге, сейчас он называется Тольятти. И вот оттуда уже рукой подать до деревни, в которой я родился. Так там все на «хромках» играли!
— Говорят, гармонист — первый парень на деревне, такой должен быть один!
— А мы все первые были. Традиция срабатывала — сосед играет, и я хочу. Даже если у кого слуха нет — тоже играл. У меня слух был… А барабанщиком стал случайно — друг позвал, вдарили на «жмуре»… Пацаном я в выходные приходил в парк Горького, слушал симфонический оркестр. Рядом сидел, за контрабасистами наблюдал, как они смычком двигают, за барабанщиком. Мне было все равно, что слушать. Главное, чтобы музыка была. И постепенно…
— Джаз победил!
— Конечно! Тогда, в 50-е годы, уже появлялись пластинки «на ребрах», делали копии на рентгеновских снимках. В это время появилась удивительная песня — даже по «Маяку» ее крутили… Я допытывался у Голощекина — он историю джаза неплохо знает, — кто исполнял эту песню про Джона Комедию, про моряка, который воевал с фашистами. Она была записана даже интереснее, чем диксиленд. И вот после этой песни все синкопированное, что попадалось мне в руки, я тут же старался добавить в свою коллекцию. Утесова слушал дома на патефоне… А потом судьбоносный слушай произошел. Жил в моем доме одноклассник, еврейский мальчик, скрипач, немного забитый. Обижали его. И вот я как-то сказал ребятам, чтобы его больше не трогали. В знак благодарности он пригласил меня домой. Его мама приготовила рыбу фиш. Уже довольно позднее было время. После ужина парень включил радиоприемник с коротковолновым диапазоном — редкий тогда невероятно. И тогда я впервые услышал Уиллиса Коновера. Я, как теперь говорят, заторчал на джазе сильно. Добыл приемник АРЗ, и каждый день в 23:15 ловил «Голос Америки». До сих пор помню, кто тогда, в мой первый раз, играл — Кларк Терри.
— Вы ведь встретились с Уиллисом потом?
— Я вообще везучий. Познакомился с Коновером в Венгрии. Это был сентябрь, у меня день рождения, я еще в Москве серьезно затарился алкоголем. А он человек выпивающий, от меня не отходил, чуть что повторял: «Where is Viktor?» Он тогда сделал запись. Это единственный раз, когда я в записи играл соло. Пьесу мы выбрали «Опавшие листья». Я играл за счет тембра — глиссандирование, шарканье. Одним словом, осень. Все было по-настоящему, построено по форме — первая часть, бридж… никакого шаманства! Все ухищрения эти, чтобы хоть как-то приблизить барабаны к чему-то музыкальному. Инструмент-то неважный, на мой взгляд. Хоть я на нем и играю всю жизнь…
— В смысле ограниченный в своих мелодических возможностях?
— Ну какие там мелодические возможности?! Ничего такого не сыграешь. Потому-то я всегда категорически отказываюсь играть соло, хотя меня по-всякому обманывают. Вчера играл джем в джаз-клубе «Эссе» в ансамбле Якова Окуня — и ведь снова вынудили выдать пару квадратов соло! Я больше 20 лет работаю с Яшей, он и по стилю мне подходит, мы с ним «колтренисты», аранжировки мне его нравятся.
— Расскажите о тех музыкантах, с которыми вы приедете в Новосибирск. Первоначально ведь в квартете «Четверо» солистом был гитарист Гасан Багиров?
— Хороший музыкант, но пришлось расстаться — по моей инициативе. Мало свинговал. И он отставку абсолютно нормально принял. На его место пришел ваш земляк Леша Подымкин. И сразу квартет по-другому зазвучал. Гасан очень хороший, грамотный, просто тогда недостаточно вовлеченный в джаз. Сейчас он просто восхитительно играет. Всегда подходит и благодарит, что я его выгнал. Раньше он больше красивые мелодии играл — этакий Бэнсон. А когда мы расстались — задумался, углубился, проникся джазом.
— Вы приедете с Ив Корнелиус. Что в программе?
— Программу не скажу — на концерте услышите. Ив замечательная, хотя я ни певцов, ни певиц не люблю, но эта девушка очень музыкальная, очень джазовая.
— Все составы, в которых вы играли, своего рода джазовые эталоны. И все же вы уходили из них — становилось мало джаза? Как можно на высшей точке, скажем, покинуть «Аллегро» Николая Левиновского — ансамбль из первой пятерки советских комбо?!
— Я любил Левиновского, пластинки «Аллегро» и сейчас здорово звучат. Но потом он увлекся «чиккорийщиной», а я этого терпеть не могу — пришлось уйти. Это же не джаз уже. Как вот нынешний smooth jazz. Какая-то нищенская музыка на одной ноте. Скулят себе на альтушках. Не разберешь, кто — все одинаковые. Для бара хорошо годится. Но внимательно слушать нельзя — быстро напьешься. Лучше на девушке сосредоточиться, тогда эти попискивания околоджазовые не раздражают.
В Новосибирске мы исполним настоящую — джазовую музыку.