Почему на фестиваль «Зодчество в Сибири» пригласили кинооператора Анатолия Заболоцкого

Почему на фестиваль «Зодчество в Сибири» пригласили кинооператора Анатолия Заболоцкого
Фото Олег БОГДАНОВ

Почему на архитектурный фестиваль «Зодчество в Сибири» был приглашен выдающийся кинооператор Анатолий Заболоцкий? Он поведал архитекторам о знакомстве с великим Константином Мельниковым. Вот его рассказ.

По знакомству

– В 1960 году я окончил ВГИК и был направлен на киностудию «Беларусьфильм». Когда мы в Минске снимали фильм «Через кладбище» по сценарию П. Нилина, я познакомился с композитором Андреем Волконским, человеком уникальной судьбы. В 1947 году его семья приехала в Москву из Женевы. А до этого он учился в частном колледже (Institut Le Rosey – самое престижное учебное заведение Швейцарии, «королевская школа». А. Волконский был князем. – Прим. авт.). У него был абсолютный слух, в Москве Волконский учился у Месснера и Шапорина.

Когда я был в столице, Андрей однажды позвал меня в Кривоарбатский переулок: «Пойдем, у архитектора Мельникова будет делегация!» Там проходила экскурсия, присутствовали человек десять. Андрей договорился с Константином Степановичем об отдельной встрече. И мы снова пришли с ним к Мельникову, в его знаменитый дом. Андрей расспрашивал хозяина об этом доме и назвал в разговоре Мельникова конструктивистом. Тот ответил: «Я не конструктивист, я просто рационалист! А если говорить о стиле – я исповедую модерн. Но у меня сейчас нет средств, никто не строит такие красОты, какие являет модерн». Андрей спросил: «А почему вы сделали такие окна в доме? И почему дом круглый?» Мельников ответил: «Только из-за рациональности: я взял стекло, которое было в продаже, рассчитал его – чтобы ни одного осколка не осталось! – и получилась такая форма. Купил оптом это стекло и сразу нарезал его на все окна в доме. Поэтому они таковы». А почему дом круглый? Мельников поставил два полуцилиндра – один в другой. В одном сделал архитектурную мастерскую, в другом – живописную. Внутри пространства его знаменитого дома нет прямых углов, он все на круг сводил. Во время войны он, кстати, сделал печку для этого дома: она маленькая, но такая сугревистая, по конструкции оригинальная.

Дом свой Мельников построил на собственные средства. Лужков много сделал, чтобы дом отремонтировать, можно с экскурсией туда было попасть. Но сейчас идут какие-то распри с наследниками…

Увековечить гения

Прошло время, и нашелся режиссер «Центрнаучфильма», который захотел сделать фильм о Мельникове. Мы пошли с ним договариваться о съемке. Но… режиссер рассказал, что поступил на архитектурный, два года проучился и перешел во ВГИК. Это вызвало у Мельникова отторжение: человек бросил его любимое дело! И когда мы уходили…

Константин Степанович в доме держал 40 пар калош, всех гостей просил их обувать: мол, я только с женой здесь убираю. Так когда я стал снимать эти самые калоши, он мне говорит: «Молодой человек, вы в ближайшее воскресенье приходите ко мне на обед». Когда пришел, он мне сказал: «Я за вами наблюдаю – давайте вы сделаете фильм! Я исповедуюсь целиком, просто поговорю перед камерой о всех своих архитектурных, житейских проблемах».

И я стал этим заниматься – Госкино совершенно не собиралось этого делать. Написали заявку с Константином Степановичем, и стал я с ней ходить в документальный сектор Госкино. Тогда им руководил некто Сазонов, он ни в какую не одобрял. Я снял уже с Шукшиным «Печки-лавочки»: снимали-то четыре месяца, а редактировали шесть – было время по Москве болтаться… И я Шукшина позвал к Мельникову. Удивительная у них получилась беседа!..

Шукшин мне потом сказал: «Я не собирался писать воспоминания, но Мельников меня удивил как личность – очень русская и очень прагматическая, и говорит он интересно. Надо обязательно снять его исповедь!» В «Степане Разине» много персонажей у нас было, больше 10 километров пленки. Мы решили, что будем снимать актеров по одному дублю, а всю пленку отдадим на то, чтобы Мельников рассказал перед камерой все, что он хотел. Он в каждый мой приход спрашивал: «Ну что, дают снять?» А меня называл «шагомером» – все ходишь, мол, и ходишь…

Вася второй раз пришел к нему и пообещал, что обязательно мы таким путем сделаем дело. И даже сценарий обговорили: снимем сверху дом, где написано «Мельников», общий план, дождемся похорон (архитектор был смертельно болен)и после них дадим эту исповедь… Она будет действовать особенным образом. И напишем: «Загубленное дарование». Потом Шукшина насильно загнали на съемки «Они сражались за Родину». Вдруг умирает Шукшин, через четыре месяца – Константин Степанович.

Если бы…

То, что Мельников рассказывал, было поразительно. Он даже дал мне рукопись своей книги «Архитектура моей жизни». В ней было очень много интересных эпизодов. Мне запомнился один афоризм: «Беспутство – дар русской стихии творить бесценное». Это удивительная мысль, она у него подтверждалась примерами. Рукопись его у меня есть, но родственники запретили публиковать, сами хотят. Но они его очень мало понимают.

Мельников происходил из бедной семьи, получил образование – его заметил один предприниматель, инженер Чаплин, занимавшийся паровым отоплением в доходных и купеческих домах. Выучил и дал ему вначале работу – Мельников радиаторы чертил в молодости. Он всю жизнь был благодарен Чаплину…

«Золотой период» Мельникова был до войны. А после нее – Дом культуры им. Русакова, Дом культуры завода «Каучук», клубы, гаражи… Волконский мне говорил, что в Париже есть творение Мельникова – большой гараж, в котором было всего лишь одно окно: проезжающая машина обозначала себя в нем маркой. Главными для Мельникова были функциональность и отсутствие дороговизны.

После войны Мельникова – он даже не знал почему – опекал Николай Александрович Булганин (увы, в конце жизни повторивший судьбу товарища. – Прим. авт.). Приезжал часто, помогал материально. А Мельников преподавал в строительном институте Самары, все время ездил. В Москве он был совершенно никому не нужен. В войну, в начале бомбежек, в его знаменитом доме выбило почти все стекла, поэтому он в Самару и уехал.

Он очень хорошо отзывался об архитекторе Бурове, о его поисках жилья, в котором можно было бы загорать и зимой. Книга Бурова «Об архитектуре» была всегда при нем. Мельников очень интересно рассказывал о проекте памятника Колумбу – он выиграл этот конкурс перед войной, но узнал об этом уже после нее.

Константин Степанович считал, что архитектура в России должна быть деревянной. Но сейчас это дорого стало, хотя лес дешевый. Мастеров почти не осталось. Он говорил: «В этом смысле я бы поспорил с васнецовскими домами, которые были в Москве, – чтобы убрать из них помпезность». Он изучал и знал все тонкости (что такое амбарный узел, например). Один проект он называл «Пила». Помню, мы поехали с ним на просмотр «Калины красной» и он увидел на Брестской улице эту «Пилу»: «Ой, мою «Пилу» поставили!» Вышел, пощупал стены… Говорит: «Все было не так». А проект памятника Колумбу задумывался таким образом, что вода наливалась и прокручивалась вокруг. Такая идея была – круговорот воды в природе. Мечтал построить деревянный дом, но говорил, что ему уже не успеть… Еще о чем мечтал Мельников? Он говорил: «Так хочу, так хочу построить одну станцию метро, мне бы только дали!..» Рвался.

Сам он был человеком верующим, я видел у него икону Христа Вседержителя. Гостили в Кривоарбатском интересные люди, например, чтец Георгий Сорокин, ученик Яхонтова. Мельников и Сорокин общались как родственники. Сорокин несколько раз слышал Шаляпина и говорил, что на пластинке его голос совершенно другой. Мельников сам очень интересно читал – Островского, к примеру. Главным слушателем его была жена. И что интересно, через много лет мы проводили юбилейный вечер Василия Белова в храме Христа Спасителя. Сорокин тогда выступил с чтением отрывка из рассказа Белова «Душа хранит». Этот отрывок продлил дни Белова – он после этого ожил и написал «Невозвратные годы».

Очень интересно было наблюдать, как Мельников относился к своему сыну-авангардисту. Константину Степановичу это не нравилось, но говорил: «Пусть своим умом живет, я его не буду на свои рельсы переводить». Так хотел он душу свою раскрыть, очень жалко. Уже очень много лет прошло, а раньше я даже рассказывать не мог… Видный человек. Если бы нам удалось снять его…

За что его подвергли такой жесточайшей обструкции? В среде архитекторов существует большая конкуренция. Москва была разделена на несколько групп, и он попал в ту, которая его даже не допустила к работе. Было много предложений, которые до него просто не дошли. Завистники были – без них кто живет, кто настоящий? Но он говорил, что в исповеди не будет говорить о них – только о том, что сделал.

Мельников много показывал альбомов, рисунков – мы как раз хотели их снимать… Вы можете в этот дом попасть на экскурсию. Дом очень уютный, особенно балкон. Крыша окружена балюстрадой, там он даже устраивал обеды. Так там было уютно… И в архитектурной мастерской было уютно. Шукшин даже хотел у него снимать современный фильм. Лагерь поставить рядом с домом – света в нем хватало.

Политических тем в разговоре касались, но я о них не буду говорить. Он умер в декабре 1974-го. И я его видел во сне в ту ночь. Будто мы с ним и Хрущевым были в душе… И он меня отгонял. Я проснулся – а находился тогда в Кракове, – позвонил и узнал, что его не стало…

Если бы нам удалось снять его…

Leave a Reply

Your email address will not be published. Required fields are marked *