Фото Евгений НАЛИМОВ

В Художественном музее Алтайского края открылась выставка московской импрессионистки Валентины Диффинэ-Кристи (1918–2010).

В экспозиции 40 произведений художницы, в том числе одна работа из собственного собрания нашего музея. Но остальные приехали из Комсомольска-на-Амуре, который до этого принимал у себя передвижную выставку «Свет и воздух».

Барнаул стал уже 44-м российским городом на пути этих работ. Заместитель директора ГХМАК по науке искусствовед Наталья Царева рассказывает, что настоящее признание пришло к этой удивительной художнице уже после ее смерти. В 2011 году ее друзья и ученики устроили большую персональную выставку в московском Доме журналистов, после чего работы Валентины Михайловны приобрели Третьяковская галерея и Музей русского импрессионизма. А за многочисленные выставки в российских музеях, включая барнаульский, ответственен некоммерческий Фонд Диффинэ-Кристи и куратор – московский художник и коллекционер Иван Хотинский.

Видела мир таким

Искусствоведы рассказывают, что художница родилась в старинной интеллигентной московской семье профессора МВТУ им. Баумана Михаила Кристи. Окончила Московское художественное училище памяти 1905 года, училась у Константина Юона и Николая Крымова, затем поступила в Московский художественный институт имени Сурикова.

Но наиболее сильное влияние на нее, как пишут, оказал ее муж, художник Евгений Диффинэ, с которым она познакомилась еще в училище. Талантливый студент, он в юности брал уроки у художника-импрессиониста Леонарда Туржанского, а его кумирами были Суриков и Кончаловский. Евгений обращался к французским традициям живописи, писал только с натуры. В 28 лет он заболел тифом и умер в Самарканде, куда были эвакуированы студенты и преподаватели Суриковского института. А Валентина так и осталась верна их общему увлечению импрессионизмом.

Что было не так уж легко, ведь в советском искусстве только соцреализм был официально признанным стилем, и художница в это «официальное» никак не вписывалась. Но когда ее упрекали в формализме, она отвечала, что действительно видит мир таким.

– Это особый дар, как абсолютный слух у музыкантов: абсолютное чувство цвета. Оно тоже дается далеко не всем, – говорит Наталья Царева. – Здесь такая выверенность каждого мазочка краски! Причем ее ранние работы идут через всю палитру, в них присутствуют глубокие могучие цвета. Но постепенно художница ставила перед собой все более сложные задачи и в поздние годы творчества пришла к тому, что стала писать почти что белым по белому. Это такая легкая вибрирующая живопись, удивительно светоносная. Ей хотелось так рассказывать о мире. И это вполне в традиции русского импрессионизма, вспомним пожелание Валентина Серова: «Я хочу писать отрадное».

Красота человека

Вблизи эти светлые работы распадаются на завораживающие блики. Но стоит чуть отойти – и мы видим проступающие на холстах портрет, или натюрморт с агавой, или пейзаж с домиками и деревьями. «Мы с коллегами спорили, что изображено на работе «Гурзуф», а сегодня сюда пришли дети и сразу сказали: «Ой, море!» – рассказывает Царева.

Кстати, сверять увиденное с названиями работ – отдельная радость. В 1970-е Валентина Диффинэ-Кристи, как и многие художники той поры, с удовольствием шла на заводы, писала цеха и передовиков производства. Просто делала это все в той же своей манере, отчего рабочий Зоткин, ударник коммунистического труда с завода имени Ленина, выглядит на ее портрете как художник или поэт.

– За этими людьми мы видим духовную составляющую, – соглашается Наталья Царева. – И  нам уже неважно, что это ударник, перед нами просто красота этого человека. У Валентины Михайловны ведь было много портретов художников. И портретов рабочих. А мы какой-то особой разницы не видим.

«Для нее было важно не сфальшивить, – добавляет искусствовед. – А когда художник ставит такую бескомпромиссную цель, ему не очень легко живется».

Имя в истории

В собрании ГХМАК пока всего одна работа художницы – небольшой пейзаж позднего периода с незамысловатым названием «Два куста. Весна», которому уже предназначено место в будущей постоянной экспозиции. Музейщики рассказывают, что несколько лет назад приобрели его у Фонда Диффинэ-Кристи за чисто символическую сумму.

Еще говорят, что в последние годы жизни художница почти не работала, обратилась к религии и на свою живопись начала смотреть несколько отстраненно, полагая, что она, возможно, и не нужна никому. Но ее друзья и ученики решили, что такого просто не может быть, и развернули просветительскую деятельность, знакомя жителей разных городов с работами русского импрессиониста.

– Это гуманитарный фонд, и они считают, что работы художников должны оседать в музеях, – объясняет Наталья Царева. – Потому что если они есть в музее, то они есть и в истории искусства. В противном же случае вернуть имя художника, чтобы оно заняло заслуженное место, будет сложно. Московский куратор выставки Иван Хотинский сказал, что работы живут полной жизнью, только когда их видят, и я с этим согласна, в музейных залах они как-то преображаются, у них тут другой контекст. И мы очень надеемся, что наше собрание пополнится еще несколькими произведениями художницы.