Продюсер, создатель первого новосибирского андеграунд-клуба «888», основатель галереи современного искусства «Черная вдова», инициатор создания интеллектуального дискуссионного клуба «Библиотека Махараджи», первопроходец этнодвижения, основатель старейшего в России фестиваля этнических культур «Живая вода», бессменный директор агентства событий «Ура!» АЛЕКСЕЙ КАЗАРИНОВ рассказал в проекте Антона Веселова «Люди как книги» о страхах, козырях и больших деньгах.
— Алексей, когда вам по-настоящему было страшно за себя, за свое будущее?
— Я поменял свои взгляды на арт-менеджмент на проекте «Культ бросок на Восток». Тогда из Москвы до Байкала отправился вагон с творческими людьми, в каждом городе проходил концерт, выставки. Сотня участников из пяти стран, в том числе новосибирец Слава Мизин. Я подключился в роли технического менеджера, в каждом городе нахватался «головняков». Наш вагон бросали на далеких путях, и все художники, музыканты таскали оборудования сами. Тогда я впервые столкнулся с темой проектного менеджмента. Для меня это была настоящая школа!
Второй «наводящий ужас» проект, конечно, «Интерра». Я руководил направлением «культура». Страшно было — не за себя, а за команду. Благодаря этим двум проектам у меня сформировались качества менеджера в сфере искусства. В собственных проектах не было как таковых страхов, там ведь все работало по моим правилам.
— Сложно представить, как вы, человек, формирующий правила, вписываетесь в чужие!
— Я трудился в торговой рекламе четыре года проектировщиком витрин — декоратором.
— Часто бывало обидно, что энергичные порывы в искусстве не встречают ответной реакции общества?
— Ричард Флорида ввел понятие «креативный класс». Когда его книга еще не вышла в России, мне, Яне Глембоцкой (ныне — ректор Новосибирского государственного театрального института. — «КС») и еще паре товарищей посчастливилось ее прочитать — спасибо нашему другу, переводчику Андрею Константинову. Так вот, у нас волосы встали дыбом! Я в это время преподавал в Барнаульском университете, мне как раз необходимы были термины, о которых писал Флорида. И я начал их применять. Даже не догадывался, что лекции быстро попадают в Интернет и становятся общественным достоянием. Так вот, на Константинова английский издатель подал в суд — еще бы, неопубликованную книгу цитируют в Барнауле! Благо преподнесли как рекламную кампанию, издатели с этим согласились… Последователей у этого писателя было много. И этих потрясающих людей нам удалось пригласить провести лекции. Самое обидное — мы не смогли собрать на них аудиторию. Пришлось нагонять солдат и студентов. Было очень обидно и стыдно.
— Как вы стали отцом клубной культуры?
— Вернемся к «888». У меня с Федей Сухих и другими товарищами была мастерская на Северо-Чемском жилмассиве в Новосибирске, мы делали творческие проекты, устраивали перформансы. Начали подтягиваться разные люди. Я выяснил, что творческие кадры во многих областях весьма компетентны. И тогда решили создать клуб, чтобы вместить все — выступление писателей и поэтов, концерты, выставки, выпивку-закуску. Я видел, как это работало за границей, по их подобию и создали. Никакого бизнес-плана не прорабатывали — вложили, конечно, личные средства, но это все быстро окупилось, буквально за три месяца. Художественную и строительную часть, декорации — все сделали сами. Наверное, мы первые начали продвигать такое понимание термина «клуб». Делали интуитивно, а творческие люди так и работают, и частенько все выходит наилучшим образом.
«Черная вдова» — другое дело, это галерея современного искусства. Что характерно, выставлявшиеся работы ценили, пару работ купили, даже были кражи…
— Посетители этих клубов сталкивались с очень мягким отношением руководителя к собственным ресурсам. Объясните, как с такой простодыростью можно продержаться в бизнесе?
— Тут была хитрость, которую не все поняли. Люди идут на людей. Я это понял и начал привлекать «лидеров мнений». Я выдавал им клубные карты, где-то бесплатную выпивку. Они приходили, а уже за ними шли другие. Это удачная технология, она работала всегда и везде.
— Во времена этих тусовок создавались произведения искусства, которые пользовались спросом и действительно могли повлиять на жизнь других людей. На ваш взгляд, сейчас такое возможно?
— Кульминация проекта «Культ бросок на Восток» — Канский видеофестиваль. Участники из разных стран присылали свои работы, чтобы претендовать на главный приз — золотой пальмовый секатор. В этой всесторонней иронии заключалась изюминка проекта. Сейчас фест стал респектабельным, а ведь первое время в нас в буквальном смысле бросали бутылки! Вот, пожалуйста, результат.
В первый год фестиваля «Живая вода» на Телецком озере нам не из чего было строить сцену — украли стройматериалы. Пришлось нанимать конных охранников. Но как быстро все изменилось! Местное население почувствовало, что этот фестиваль не урон им наносит, а дает возможность заработать. И вот уже на следующий год я приезжаю решать организационные вопросы, и перед зданием главы администрации встречаю бабушек-активисток, торговавших едой и вышивкой на поляне. Они пришли узнать дату фестиваля, чтобы успеть напечь пирожков! А через несколько лет там появилось два театральных коллектива, три музыкальных группы и множество мелких предпринимателей. Это реальные истории влияния искусство на бизнес, общество и повседневную жизнь. Работало раньше, работает и теперь, просто немного в другом статусе. Много лет назад мы все это делали больше для компании, для собственной радости, «на коленке» и без особых барышей. Сейчас проекты стали ремеслом, они перестало быть штучным продуктом. Ценность индивидуального творчества упала, но не из-за денег, а потому, что нет потребителя. Любому организатору важно почувствовать спрос, получить оценку общества. Сейчас все ушло в сеть, ценность личного контакта упала. Нет нового, есть бесконечный рестайлинг. Сейчас в соцсетях ставят «оценки» на автомате (а частенько — вообще роботы), на самом-то деле картинки и проекты нравятся трем-пяти френдам. Все становится картонным, вот это убивает искусство. С другой стороны, такая «механизация» творчества приучает видеть и писать по-другому.
— Вы когда-то считали себя художником, даже устраивали выставки. А сейчас?
— Наверное, сейчас даже больше, чем раньше. Я всегда искал содержание, а не качество. Конечно, все что-то выравниваем, редактируем, но мне нравится пойманное содержание.
— Как изменилось требование человека к ярким событиям?
— На сегодня люди хотят переживаний, а события, которые им предлагают на рынке, не удовлетворяют потребности. Например, раньше я сам советовал снять фильм, устроить театральную постановку, записать коллективом песню. А теперь начал осознавать, что получается не праздник, а какое-то картонное баловство. Нынешние люди уже много где побывали, всякое видели — они чувствуют подделку! Мне кажется, лучше бы съездили в Антарктиду или на Алтай, посмотрели и почувствовали бы настоящее. Тратить деньги надо на искренние впечатления.
— Ваше умение проводить деловые переговоры, фонтанировать идеями не зависит от подготовки «на берегу» — вы способны импровизацией привести заказчика в восторг. Есть ли конец вашей креативности?
— Каждый человек обладает креативностью и удачей. По большому счету, креативность — это вещь приобретенная, реставрированная. Чем чаще ты креативишь, тем лучше у тебя это получается. Так же и энергия. Я считаю, что мы все обладаем одинаковой энергией, а дальше в силу обстоятельств ты прешь либо больше, либо меньше.
— Когда заходит разговор о Казаринове, то все тут же вспоминают «фирменные фразы» — как минимум «Дело молодое». Это продуманный вброс или обаяние в цитатах?
— Да, есть много вещей, которые прилипают. И вот если ты словечки какие-то начинаешь произносить на автомате, они становятся по-настоящему твоими. Это как клички у людей. Я Козырь по жизни, давно так повелось.
— Вы были когда-то по-настоящему богатым человеком?
— На самом деле, без иронии, я довольствуюсь тем, что имею. И если так думать, то нет ни взлетов, ни падений, просто сейчас так, а завтра будет иначе. Во всем есть свой набор возможностей и впечатлений. Я никогда не считал, сколько у меня денег. Принято, что деньги дают нам больше возможностей, но это не так, они нам ничего не дают. Я никогда в жизни не занимался накопительством. Мой капитал — это мои проекты.