Сегодня я в гостях у Нины Никитовны Буквиной. С удивительным чувством юмора, добродушная женщина, которой больше шестидесяти и не дашь, суетится, накрывая чайный стол. «Вы, наверное, думали застать старушку древнюю? Мне ведь в марте 80 лет исполнилось», – смеется моя собеседница. Язык не повернется сказать, что она спокойно коротает в Камне-на-Оби свой век. В каждом ее дне столько жизни!
Горький сахар
Нина Васькина родилась в селе Лупполово, километрах в тридцати от Ленинграда. Семья была большая. Нина – третий ребенок после сестры Ани, которая старше на восемь лет, и брата-погодка Эрика. Мама Мария Ивановна работала в госпитале, папа Никита Егорович трудился вместе с дедом Нины на судостроительном заводе. Оттуда мужчины ушли в первые дни войны на фронт. Больше их никто не видел – пропали без вести.
Ребятишки мал мала меньше остались на руках у мамы и бабушки. Старшая из женщин нянчилась с детьми, Мария Ивановна старалась прокормить большую семью. Бабушка умерла перед самой эвакуацией. Когда Мария с детьми спешно покидала дом и село, покойницу так и оставили в сенях в опрокинутом на пол шкафу – мертвых тогда в мороз не хоронили.
Первое, что вспоминает Нина Никитовна из своего неласкового раннего детства, – голод.
– В зиму 1941 – 1942 годов с едой было совсем плохо, – рассказывает моя собеседница. – Зима стояла необычайно суровая. Эрик однажды вспомнил, что осенью они с Аней в бидон картофельные очистки сложили. Они побежали на улицу, нашли эти очистки, мы их даже немытыми, кажется, съели. Когда фронт совсем приблизился к нам, Аня с Эриком научились распознавать по звуку летящие самолеты – «наши» и «не наши». А в один мартовский день 1942 года в село пришли военные люди, стали проверять, сколько людей осталось в живых, сказали готовиться к эвакуации на следующий день. Никогда не забуду, как солдат взял меня на руки и дал кусочек сахара.
Не забудет никогда Нина Никитовна и то, как на пути через Ладогу на мартовской раскисшей «Дороге жизни» внезапно уткнулась носом в воду шедшая впереди них полуторка. Мать только успела закрыть ребятишкам глаза, чтобы они не видели того, что было дальше.
– Нас переправили на другой берег, разместили в церкви, дали на 10 дней паек и сказали дожидаться отправки на станцию, – продолжает рассказ Нина Буквина. – Мне тогда было четыре года, Ане – около тринадцати, Эрику – пять, малышам – годика по два. Мама положила двойняшек на окно, чтобы не холодно было, Эрика с краю, чтобы они не упали. Вдруг ночью кто-то крикнул: «Пожар!» Люди вскочили, начали метаться, выбегать в темноте из здания. Какой-то мужчина заскочил в давке на окно и наступил Эрику на живот и на грудь. Страшная картина. Братик потом не долго прожил. Оказалось, что мародеры специально устроили панику. Продукты у нас украли…
Ангел-хранитель
Вскоре эвакуированных отправили поездами на Север, в Игарку Красноярского края. Нина Никитовна помнит, что ехали они в простых выгонах на двухъярусных нарах. В центре вагона стояла железная печка, но топить ее было некому – все лежали ослабленные от голода.
По дороге в Сибирь, один Бог знает где, умерли Эрик, малыши Юра и Ирочка. Их, как и всех остальных не перенесших пути, сняли с поезда санитары где-то по дороге от Ленинграда до Красноярска.
– На каждой станции открывались двери вагона, заходили люди в белых халатах, трогали лежащих людей, мертвых выносили, – память рассказчицы воспроизводит страшные картины. – От перенесенного горя маму в поезде парализовало. Поэтому мы до Игарки тогда не доехали. Нас высадили в Красноярске. Маму отправили в госпиталь, нас с Аней поселили в бараке рядом. Хотели нас отдать в детский дом. Но мама, узнав об этом, каким-то чудом поднялась. Помню, она пришла под осень на костылях и забрала нас.
Зиму 1942 – 1943 годов заметно уменьшившаяся семья Васькиных встретила в поселке Иркинеево Красноярского края. Поселили их еще с двумя семьями во времянке местной жительницы. Первую зиму мама была еще слаба и на сплав леса в тайгу не попала. Спасало рукоделие. Мария Ивановна пряла удивительно тонкую пряжу, вязала шали и продавала. Аня с соседом, стариком Скурихиным, ходила на рыбалку, помогала деду долбить на реке Иркинеева (приток Ангары) лунки.
– Если две рыбы поймают – пополам поделят, если одну – дед нам ее отдавал, – рассказывает Нина Никитовна. – Если налима посчастливится добыть, вообще хорошо. Этим жирным бульоном и рыбой и спасались в первые месяцы.
А еще одним ангелом-хранителем в тот год стал для этой многострадальной семьи сосед по комнате, с которым они вместе зимовали во времянке. Эвакуированный мужчина оказался ученым, привез с собой толстые книги. «Там картинки были зерна, коров, разных растений и животных. Он разрешал нам вечерами их смотреть. Мы ложились и аккуратно их листали», – вспоминает моя собеседница. Мужчина, имени которого Нина Никитовна не запомнила, научил девочек вырезать из картофеля, данного им на пропитание местными жителями, глазки, обмакивать их в золу, складывать в погребе, а по весне высаживать в ящички. Потом эту картофельную рассаду, на диво местным жителям, агроном научил ленинградок высаживать в бороздки на огороде. Нина Никитовна помнит, как они с Аней ходили с бидонами на Ангару за водой, поливали каждый росточек, потом загребали и окучивали растения, а к осени получили добрый урожай картошки.
Чужих детей не бывает
В Иркинеево Нина пошла в школу. Ане так и не удалось толком овладеть грамотой. Старшая девочка вынуждена была работать наравне со взрослыми. Сначала рыбачила, собирала в лесу ягоду и обменивала на крупу и продукты, потом трудилась с матерью на лесозаготовках в 3 километрах от поселка. Младшую они с горем пополам выучили. А она потом обучала счету и письму старшую сестру. С пяти лет Нина тоже зарабатывала на кусок хлеба переправкой на лодке рабочих через широченную неспокойную Ангару.
В школе местным и приезжим детям родителей, постоянно находившихся на лесозаготовках и сплавах, заменяла учительница. «Она нам всем стала второй матерью. Зимой щеки снегом терла, чтобы не обморозились. Летом следила, чтоб аккуратные были. Хвалила меня, что я косы сама умела заплетать. Водила нас в лес, рассказывала, какие ягоды и растения можно собирать, а какие – нет. Многому нас научила».
С одеждой ребятишкам-переселенцам помогали местные. Старики шили из кожи сохатого и оленей чирки – кожаные обувки. Кто фуфайку дал, кто еще какую одежонку. Женщина вспоминает, как судьба отблагодарила ее за доброе сердце. Был у них в поселке паренек, который не выговаривал некоторые буквы. Дразнили его все Шувочкой – Шурочка то бишь. А Нине мать строго-настрого запретила обзываться. И девочка, встретив его на берегу, спросила: «Ты, Шура, рыбачишь, да?» Паренек удивился, что его назвали по имени. С тех пор Саша стал преданным помощником маленькой ленинградской девчушки. Однажды Нина перевозила подвыпившего сплавщика, который все норовил сам рулить широкой лодкой, чем немало напугал девочку. Она приметила, что в начале пути из его кармана торчал какой-то сверток, а когда вышел из лодки, вроде уже не было ничего. «Он нырнул, где я указала, и нашел! Там был отрез в 3 метра синей в белый цветочек ткани. Мама потом сшила мне платье», – с улыбкой вспоминает женщина.
Неделю мама плакала от счастья, когда узнала, что снята блокада Ленинграда. И вознамерилась во что бы то ни стало вернуться с детьми в родные края. Работала на лесосплавах два года, гоняла плоты до Игарки, чтобы заработать денег на поездку до Ленинграда. В 1947 году на тех же плотах с рабочими отправились они от Иркинеево до Игарки, потом теплоходом до Красноярска, откуда шли поезда на запад.
Нина в 12 лет уже сама полностью управлялась по дому, умела печь хлеб, готовить. Вспоминает свою похлебку «из листиков», которую варила по примеру матери, насобирав в огороде разной зелени. На беду, попались девчушке на глаза меленькие белые цветочки, которыми она и приправила суп. Оказалось, цветы полыни. Горьковатая вышла похлебка. Как и само детство.
Беспокойное сердце
«Голодать больше не будем» – это первые слова, которые услышали дочки от мамы, когда узнали о Победе. Всю жизнь люди, пережившие блокаду, будут помнить те суточные 125 граммов хлеба. «Да хоть бы хлеб, а то отруби с березовой корой вперемешку», – с горечью вспоминает Нина Никитовна.
Нина окончила школу, получила профессию продавца, затем заочно на товароведа выучилась. Так всю жизнь в торговле и отработала. В 1956 году создала свою семью с водителем местного автопредприятия Иваном Буквиным, родили двоих сыновей – Володю и Сережу.
Невероятными путями по зову сердца она ехала с юга в Сибирь, заезжая к многочисленной родне, помогая ей в трудных жизненных ситуациях. Нянчилась с детьми внучатой племянницы в Крутишке Шелаболихинского района, потом увезла горемычную семью в Гонохово Каменского района, где купила дом и поселила многодетное семейство с собой. Когда те разъехались, перебралась в Камень. И получила как блокадница жилье.
Двухкомнатная квартира ей вскоре очень помогла еще в одном добром деле. В 2010 году Нина Никитовна узнала, что осиротел в Абакане двенадцатилетний мальчик – дальний родственник мужа. У паренька умерла мать, отец был непутевый. Владика уже готовили в детский дом. Нине Никитовне было на тот момент уже 72 года. Но это не стало преградой для ее беспокойного сердца. Она довольно быстро и без особых проблем оформила на мальчика опеку, забрала его и воспитала как собственного внука.
Восьмого мая Нина Никитовна села в Новосибирске в поезд и отправилась к сыну в Краснодарский край. День Победы встретила в дороге. Дай бог вам, дорогая Нина Никитовна, здоровья и долгих лет!
Наталья ИСАЕВА (фото автора и из семейного альбома Буквиных)
Фото: Александр Демьянчук/ТАСС 
Фото: Следственный комитет РФ 
Фото: ГУ МЧС по Алтайскому краю 
